В памяти всплыла угроза, высказанная Слюсаренко. Вначале следовало решить вопрос с депутатом, а уж после принимать кардинальные решения. Страшная стабильность с Виталием была не лучше неизвестности с Макаровым. Тем более он не сообщил какое место в его жизни я заняла, что ко мне чувствовал. Не стану ли я всего лишь переходящим знаменем на час?

— Герман, прости, но никуда я не собираюсь переезжать, — твердо произнесла в ответ.

Надо было видеть смену чувств на лице мужчины. Если он до этого просто светился от удовольствия, то стоило услышать мой ответ, как его лицо закаменело, впрочем, как и он сам. Лишь желваки ходили ходуном.

— То есть ты возвращаешься к своему извращенцу? — скрипящим от напряжения голосом спросил у меня мужчина. Казалось, будто воздух в помещении вдруг стал тяжелым, отчего стало нечем дышать.

— Герман, прости, так надо, — одними губами прошептала в ответ. Ну как мне объяснить всю сложившуюся ситуацию? Я пыталась и не находила слов, будто онемев.

Стакан с водой, зажатый в руке у Макарова, треснул. На пол полилась вода, и закапали капли крови.

— Ты порезался, — подскочила к мужчине. — Давай помогу, — мое желание было искренним.

— Не трогай. Не прикасайся ко мне, — словно кнутом ударил.

***

Прошел уже почти месяц с того дня, как мы … как у меня… как я была с Макаровым. И с того времени не проходило ни одного дня, чтобы я не жалела о своем решении. Ночами я рыдала в подушку, забываясь лишь к утру. Я практически перестала есть, спать, интересоваться жизнью. Я похудела и осунулась. Даже Слюсаренко и тот заметил мое апатичное настроение, правда, принял его на свой счет. Сделал какие-то выводы. Первое время, вообще, не трогал, думая, что это последствия своего жестокого обращения, но потом потихоньку начал приставать, требуя внимания. Однако ничего чересчур ужасного в отношении меня не совершал, все в пределах его обычных домогательств. Грубо, больно, одним словом, все как всегда. Я же научилась во время секса отключать сознание, как будто это происходило не со мной. Таким образом, все переносилось менее болезненно.

Например, как сейчас.

Мужчина застонал, получая разрядку, я же, лежа на спине, мечтала только об одном, чтобы Слюсаренко скорее ушел и оставил меня одну, упиваться своей болью и страданиями.

— Я тебе работу нашел, — произнес мужчина после того, как облачился в костюм. Сегодня у мужчины было заседание в городской думе. — Со следующей недели выходишь.

Новость привлекла мое внимание, хотя уже давно ничего подобного со мною не происходило.

— Работу? Кем позволь узнать? Уборщицей? — безэмоционально спросила у Слюсаренко.

— Почему это? По твоей специальности. Ты же управленец по образованию? — я кивнула. — Вот и будешь управлять.

— Чем? — мне хотелось рассмеяться. Слюсаренко, по всей видимости, решил надо мной посмеяться, заявляя о работе. Ведь мужчина в самом начале нашего знакомства заявил, что я должна быть в непосредственной доступности, а работа этому может помешать.

— Предприятием. Будешь моим представителем в одном совместном предприятии, — как бы между прочим сообщил Виталий.

— Неужели другой кандидатуры не было? — поинтересовалась. А сама раздумывала, почему Слюсаренко выбрал именно меня.

Новость меня воодушевила и растормошила.

— Твоя самая подходящая. Как раз потреплешь нервы моему соучредителю. Может он возьмет, да и продаст мне свою часть предприятия, — Виталий поправил воротник пиджака.

Сердце бухнуло о грудную клетку. Предчувствие кольнуло в самое сердце.

— И кто у нас соучредитель? — и как только у меня не дрогнул голос?

— Мною обожаемый братец, — выплюнул мужчина, завязывая галстук.

— Макаров? — сердце пропустило удар.

После знаменательного дня мы с мужчиной несколько раз пересекались на мероприятиях, однако Герман делал вид, что меня не знает. Стоило ему увидеть меня, как он тут же отворачивался, словно я была прокаженной. Слюсаренко обратил на это внимание и даже посмеиваться стал, подначивать брата, спрашивая в чем причина подобной реакции, но тот всякий раз уходил от разговоров. По крайней мере, при мне ничего не говорил, лишь сверлил злым взглядом, наблюдая, как Виталий обнимает меня за талию собственническим жестом.

И вот теперь господин депутат решил вновь подергать брата за усы. Для меня это было очень плохо. А уж во что могло вылиться одному всевышнему известно.

— Да. Как тебе нравится такая идея? — Слюсаренко изучал меня, словно бабочку под стеклом разглядывал.

— Совершенно не нравится. Я не хочу. Нет. Работать я не возражаю, но работать в паре с Макаровым не хочу, — твердо заявила Слюсаренко. — Он меня терпеть не может.

— А придется, детка. Я так хочу, — мужчина был непреклонен в своем желании навредить брату. — Ты, случайно, не забыла, чем мне обязана? — напомнил Виталий.

— Нет, — скрепя сердце ответила мужчине.

— Вот и славно, делай то, что я тебе скажу, и все у тебя будет хорошо. Кстати, детка, я так давно не видел твоих ягодичек. Я уже соскучился.

Меня всю аж передернуло от омерзения. Переносить грубости с каждым разом становилось все сложнее и сложнее. И дело было не только в том, что после Макарова любой мужчина был бы для меня плох в постели. Проблема заключалась в том, что Слюсаренко все чаще и чаще стал практиковать связывание. От этого я чувствовала себя беспомощной и совершенно незащищенной. В этом состоянии со мной было можно сделать все что угодно. Сделать больно, избить или того хуже, убить. Помешать я бы вряд ли смогла.

Я с ужасом ожидала продолжения, морально пытаясь отрешиться от действительности, единственным способом, который мог мне помочь.

Однако в этот раз мне повезло. Мужчине кто-то позвонил, и он умчался в неизвестном направлении, оставив меня размышлять над сказанным. Несомненно, Виталий что-то задумал. Знать бы только что.

Ломала голову я долго, но так и не пришла к единому знаменателю. Решив, что время все равно все покажет, отправилась по магазинам, чтобы хоть как-то себя занять. Мой любовник ругался, если я выходила в свет в одном и том же наряде несколько раз. Видите ли, тем самым я умаляла его статус. Как будто его знакомые следили за тем, что я надеваю. Хотя… Следили. И еще как. И это относилась не только к нарядам любовниц, но и к частоте смен автомобилей, дорогих аксессуаров и много чего еще.

А на следующий день Слюсаренко позвонил утром и сообщил, что машина за мной выехала и через час я должна быть готова для поездки на работу.

Сказать, что я волновалась, когда поднималась на третий этаж офисного здания, в котором располагался офис предприятия, где я должна была работать, это значило не сказать ничего. Спасибо Слюсаренко, что предупредил, кого я там должна встретить, а иначе меня бы кондрашка хватила. Хотя, переживала я не намного меньше, зная, что мне предстоит.